Басни хлебутин

Давно чем посмешище стала самостоятельным литературным жанром, она прошла в своём развитии стадии поучительного примера либо притчи, но после фольклорную. От древнейшей стадии сохранились как только вдвоем образца. Это великий Одиссея (Od. XIV, 457—506) равным образом две притчи, которыми обмениваются Тевкр равно Менелай в «Аянте» Софокла (ст. 1142—1158). Достаточно вспомнить басни хлебутин.

Сложившуюся форму устной басни, соответствующую второму периоду развития жанра, я впервые на греческой литературе находим у Гесиода. Это — знаменитая притча насчет соловье равным образом ястребе («Труды равно дни», 202—212), обращённая к жестоким также несправедливым властителям. В притче Гесиода мы уже встречаем всегда признаки басенного жанра: животных-персонажей, маневр вне времени равным образом пространства, сентенциозную вывод в течение устах ястреба. Поэтому басни хлебутин имеет отнюдь не последнее разум

Греческая искусство VII—VI вв. По н. Э. Известна только что на скудных отрывках; некоторые из этих отрывков отдельными образами перекликаются начиная с известными после басенными сюжетами. Это позволяет свидетельствовать, который основные басенные сюжеты классического репертуара уже сложились для этому времени на народном творчестве. В ТЕЧЕНИЕ одном с своих стихотворений Архилох (отр. 88— 95 Б) упоминает «притчу» насчет том, вдруг лису обидел орёл равным образом был наказан по это богами; на другом стихотворении (отр. 81—83 Б) он рассказывает «притчу» об лисе равно обезьяне. Стесихору Аристотель приписывает выступление накануне гражданами Гимеры почти басней в рассуждении коне также олене применительно для угрозе тирании Фаларида («Риторика», II, 20, 1393b). «Карийскую притчу» в рассуждении рыбаке равно осьминоге, за свидетельству Диогениана, использовали Симонид Кеосский да Тимокреонт. Достаточно отчётливо выступает басенная фасон и в течение анонимном сколии по части змее также раке, приводимом у Афинея (XV, 695а).

Греческая журналистика классического периода уже опирается в вполне сложившуюся традицию устной басни. Геродот ввёл басню в историографию: у него Кир поучает чрезвычайно прот подчинившихся ионян «басней» (logos) по части рыбаке-флейтисте (I, 141). Эсхил пользовался басней в трагедии: сохранился кусок, излагающий «славную ливийскую басню» (logos) о орле, поражённом стрелой почти орлиными перьями. Хотя басни хлебутин, что упоминался ранее. ОКОЛО Аристофана Писфетер на разговоре с птицами блистательно аргументирует баснями Эзопа по части жаворонке, похоронившем отца на собственной голове («Птицы», 471—476) равным образом насчет лисице, обиженной орлом («Птицы», 651—653), однако Тригей ссылается в басню на толкование своего полёта в навозном жуке («Мир», 129—130), же вся заключительная рацион комедии «Осы» построена на обыгрывании безвременно применяемых Филоклеоном басен.

Демокрит поминает «Эзоповскую собаку», которую погубила корыстолюбие (отр. 224 D.); близки к этому жанру Продик в своей знаменитой аллегории касательно Геракле в распутье (Ксенофонт, «Воспоминания насчет Сократе», II, 1) да Протагор в течение своей басне (mythos) насчет сотворении человека (Платон, «Протагор», 320 почти сл.); Антисфен ссылается в басню относительно львах и зайцах (Аристотель, «Политика», III, 8, 1284а, 15); его питомец Диоген сочиняет диалоги «Леопард» да «Галка» (Диог. Лаэрт., VI, 80). Сократ около Ксенофонта рассказывает басню об собаке и овцах («Воспоминания», II, 7, 13—14), у Платона он вспоминает, который говорила «в Эзоповой басне» (mythos) лисица больному льву по части следах, ведущих на его пещеру («Алкивиад I», 123а), да даже самостоятельно сочиняет в воспроизведение Эзопу басню по части часть, как бы природа неразрывно связала страдание из наслаждением («Федон», 60с). Платон даже утверждает, что Сократ, николи нисколько отнюдь не сочинявший, незадолго очень переложил на стихи Эзоповы басни («Федон», 60с) — рассказ явный апокрифический, а всей душой обыкновенный на веру потомками (Плутарх, «Как заслушаться поэтов», 16 начиная с; Диог. Лаэрт., II, 42). И басни хлебутин, в духе русский разночтение.