Басни четверостишье

Заранее чем выдумка стала самостоятельным литературным жанром, она прошла в своём развитии стадии поучительного примера иначе говоря притчи, же кроме фольклорную. Через древнейшей стадии сохранились лишь только чета образца. Это славный Одиссея (Od. XIV, 457—506) также две притчи, которыми обмениваются Тевкр и Менелай в «Аянте» Софокла (ст. 1142—1158). Довольно вспомнить басни четверостишье.

Сложившуюся форму устной басни, соответствующую второму периоду развития жанра, мы впервые в течение греческой литературе находим около Гесиода. Это — знаменитая намек об соловье равным образом ястребе («Труды да дни», 202—212), обращённая для жестоким да несправедливым властителям. НА притче Гесиода мы уже встречаем все признаки басенного жанра: животных-персонажей, деяние вне времени равно пространства, сентенциозную вывод в течение устах ястреба. Поэтому басни четверостишье имеет отнюдь не последнее авторитет

Греческая поэзия VII—VI вв. Вплоть до н. Э. Известна чуть на скудных отрывках; некоторые с этих отрывков отдельными образами перекликаются из известными после басенными сюжетами. Это позволяет говорить, что основные басенные сюжеты классического репертуара уже сложились для этому времени в течение народном творчестве. В одном с своих стихотворений Архилох (отр. 88— 95 Б) упоминает «притчу» насчет часть, вдруг лису обидел орёл равным образом был наказан после это богами; на другом стихотворении (отр. 81—83 Б) он рассказывает «притчу» в рассуждении лисе равно обезьяне. Стесихору Аристотель приписывает выступление накануне гражданами Гимеры почти басней касательно коне также олене применительно для угрозе тирании Фаларида («Риторика», II, 20, 1393b). «Карийскую притчу» по части рыбаке также осьминоге, за свидетельству Диогениана, использовали Симонид Кеосский и Тимокреонт. Довольно отчётливо выступает басенная вид и в течение анонимном сколии относительно змее да раке, приводимом у Афинея (XV, 695а).

Греческая литература классического периода уже опирается для совершенно сложившуюся традицию устной басни. Геродот ввёл басню в течение историографию: у него Кир поучает сверх меры прот подчинившихся ионян «басней» (logos) об рыбаке-флейтисте (I, 141). Эсхил пользовался басней в трагедии: сохранился кусок, излагающий «славную ливийскую басню» (logos) относительный орле, поражённом стрелой с орлиными перьями. Хотя басни четверостишье, какой упоминался ранее. У Аристофана Писфетер в течение разговоре из птицами блистательно аргументирует баснями Эзопа о жаворонке, похоронившем отца на собственной голове («Птицы», 471—476) равно об лисице, обиженной орлом («Птицы», 651—653), же Тригей ссылается в басню на комментарий своего полёта на навозном жуке («Мир», 129—130), же вся заключительная порция комедии «Осы» построена на обыгрывании ни к селу применяемых Филоклеоном басен.

Демокрит поминает «Эзоповскую собаку», которую погубила жадность (отр. 224 D.); близки для этому жанру Продик в своей знаменитой аллегории насчет Геракле для дорога (Ксенофонт, «Воспоминания об Сократе», II, 1) и Протагор в своей басне (mythos) по части сотворении человека (Платон, «Протагор», 320 от сл.); Антисфен ссылается в басню насчет львах равно зайцах (Аристотель, «Политика», III, 8, 1284а, 15); его студент Диоген сочиняет диалоги «Леопард» равно «Галка» (Диог. Лаэрт., VI, 80). Сократ у Ксенофонта рассказывает басню насчет собаке и овцах («Воспоминания», II, 7, 13—14), у Платона он вспоминает, что говорила «в Эзоповой басне» (mythos) лисица больному льву в отношении следах, ведущих в течение его пещеру («Алкивиад I», 123а), и даже самовольно сочиняет в повторение Эзопу басню в отношении часть, на правах природа неразрывно связала страдание почти наслаждением («Федон», 60с). Платон даже утверждает, который Сократ, никогда ничто не сочинявший, незадолго очень переложил на стихи Эзоповы басни («Федон», 60с) — книга явный мифический, но всей душой принятый для веру потомками (Плутарх, «Как подслушивать поэтов», 16 от; Диог. Лаэрт., II, 42). ДА басни четверостишье, во вкусе русский разночтение.