Басни жана де лафонтена

До чем аллегория стала самостоятельным литературным жанром, она прошла в течение своём развитии стадии поучительного примера иначе притчи, однако затем фольклорную. Через древнейшей стадии сохранились как только вдвоем образца. Это светило Одиссея (Od. XIV, 457—506) равно две притчи, которыми обмениваются Тевкр равно Менелай в «Аянте» Софокла (ст. 1142—1158). Довольно вспомнить басни жана де лафонтена.

Сложившуюся форму устной басни, соответствующую второму периоду развития жанра, мы впервые в течение греческой литературе находим у Гесиода. Это — знаменитая притча об соловье и ястребе («Труды да дни», 202—212), обращённая к жестоким да несправедливым властителям. В притче Гесиода мы уже встречаем все признаки басенного жанра: животных-персонажей, влияние вне времени также пространства, сентенциозную мораль в течение устах ястреба. Поэтому басни жана де лафонтена имеет отнюдь не последнее смысл

Греческая поэзия VII—VI вв. Впредь до н. Э. Известна лишь только в скудных отрывках; некоторые из этих отрывков отдельными образами перекликаются почти известными после басенными сюжетами. Это позволяет говорить, который основные басенные сюжеты классического репертуара уже сложились для этому времени на народном творчестве. НА одном из своих стихотворений Архилох (отр. 88— 95 Б) упоминает «притчу» об том, на правах лису обидел орёл равным образом был наказан за это богами; на другом стихотворении (отр. 81—83 Б) он рассказывает «притчу» касательно лисе равным образом обезьяне. Стесихору Аристотель приписывает выступление до гражданами Гимеры из басней о коне также олене сообразно к угрозе тирании Фаларида («Риторика», II, 20, 1393b). «Карийскую притчу» об рыбаке также осьминоге, за свидетельству Диогениана, использовали Симонид Кеосский равно Тимокреонт. Достаточно отчётливо выступает басенная вид также в анонимном сколии насчет змее и раке, приводимом около Афинея (XV, 695а).

Греческая печать классического периода уже опирается для совершенно сложившуюся традицию устной басни. Геродот ввёл басню в историографию: у него Кир поучает чрезмерно прот подчинившихся ионян «басней» (logos) в рассуждении рыбаке-флейтисте (I, 141). Эсхил пользовался басней в трагедии: сохранился часть, излагающий «славную ливийскую басню» (logos) относительный орле, поражённом стрелой с орлиными перьями. Даже басни жана де лафонтена, что упоминался ранее. У Аристофана Писфетер на разговоре с птицами блистательно аргументирует баснями Эзопа в отношении жаворонке, похоронившем отца в собственной голове («Птицы», 471—476) равно о лисице, обиженной орлом («Птицы», 651—653), однако Тригей ссылается для басню в освещение своего полёта в навозном жуке («Мир», 129—130), но вся заключительная кусок комедии «Осы» построена для обыгрывании ни к городу применяемых Филоклеоном басен.

Демокрит поминает «Эзоповскую собаку», которую погубила жадность (отр. 224 D.); близки к этому жанру Продик на своей знаменитой аллегории насчет Геракле на распутье (Ксенофонт, «Воспоминания относительно Сократе», II, 1) также Протагор в своей басне (mythos) по части сотворении человека (Платон, «Протагор», 320 почти сл.); Антисфен ссылается для басню о львах и зайцах (Аристотель, «Политика», III, 8, 1284а, 15); его ученик Диоген сочиняет диалоги «Леопард» равно «Галка» (Диог. Лаэрт., VI, 80). Сократ около Ксенофонта рассказывает басню в отношении собаке равно овцах («Воспоминания», II, 7, 13—14), около Платона он вспоминает, который говорила «в Эзоповой басне» (mythos) лисица больному льву относительно следах, ведущих на его пещеру («Алкивиад I», 123а), также даже один сочиняет на изображение Эзопу басню об часть, как бы природа неразрывно связала страдание с наслаждением («Федон», 60с). Платон даже утверждает, сколько Сократ, сроду сносный не сочинявший, незадолго до смерти переложил в стихи Эзоповы басни («Федон», 60с) — сказка явно легендарный, а волею принятый для веру потомками (Плутарх, «Как хлопать ушами поэтов», 16 почти; Диог. Лаэрт., II, 42). РАВНЫМ ОБРАЗОМ басни жана де лафонтена, только русский разновидность.